Сиреневый сумрак над даугавским рейдом скрывал большой противолодочный корабль «Сторожевой». Команда готовилась к вечерней поверке, а политрук капитан 3-го ранга Валерий Саблин обводил палубу цепким взглядом. В правом кармане тужурки шуршала рукопись — проект радиообращения к стране. В тот час я проходил архивы Минобороны, там сохранилась запись его голоса: «Не ради бунта, а ради правды». Офицер родился в семье революционного романтика, пил большие глотки марксистской классики и верил, что коммунизм свернул в сухой док бюрократии. Он решил встряхнуть корпус.

Зерна сомнений

Саблин читал команде «Матросскую правду» — самиздатовскую стенгазету, где шпагат революции перекручивался с тельняшечной прямотой. Статья за статьёй, политофицер противопоставлял громоздкому госаппарату незапятнанный «ленинский курс». В 1973-м он написал в ЦК доклад о коррозии идеалов. Ответ шёл восемь месяцев: гладкая отписка. В тот момент будущий мятежник понял, что каналами наверх течёт только лакировка. Педантичный характер превратил идеологический скепсис в план действий. Саблин определил символическую цель — крейсерская стоянка на Неве рядом с крейсером-музеем «Аврора». Корабельный громкоговоритель должен был стать новой орудийной башней — вместо холостого выстрела 1917-го предполагалось пустить в эфир двенадцать минут правдорубного манифеста.

Корабельная ночь

Вечером 8 ноября 1975 года, когда в Ленинграде гремел салют в честь годовщины Октября, на «Сторожевом» начался немой спектакль. Саблин пригласил капитана корабля Анатолия Потульного на просмотр фильма «Ленин в Октябре». После первых кадров понятнополитрук попросил командира пройти в кают-компанию, там двое старшин заперли дверцу снаружи. Штурман Михаил Шейнин поднял Андреевский флаг, у которого зелёную каёмку Военно-морских сил заменили алой лентой — сигнал: «корабль покидает ордер». Часть офицеров подчинилась сразу, часть получила наручники. Ключевым оказалось настроение матросов: стапельный народ воспринимал Саблина «своим» — он разбирал письма, выручал в семейных каникулах, объяснял «Капитал» без канцелярского гноя. Личные связи превратились в бортовой гироскоп.

Утренний ход

Корабль вышел из Даугавы без конвоя, скорость — двадцать узлов. Саблин рассчитывал пройти Ирбенский пролив до рассвета, потом лечь на курс север-северо-восток вдоль шведского побережья, войти в Финский залив и к двадцатому часу ошвартоваться у стрелки Васильевского острова. В манифесте он предлагал провести учредительный съезд совестливых коммунистов, лишить привилегий партноменклатуру, вернуть свободу печати. Образ действовал как петровский гукор, бросивший вызов штильному Сенату.

Финал драмы

На 35-й минуте перехода Рига подняла тревогу, а через два часа штаб Балтфлота ввёл код «Рельеф» — противолодочное оцепление. На перехват выслали шесть ракетных катеров, три сторожевых, два самолёта Ту-16. При заходе в Ирбенский пролив «Сторожевой» потерял ход: инженер-механик сорвал пломбы с дизелек и залил понижающее масло. Корабль дрейфовал, пока бомбардировщик Ту-16 с позывным «Карелия-65» сбросил надстройке две маломощные авиабомбы П-50. Осколки прошили борт, оробевшие матросы скрутили политрука. Когда спецгруппа подполковника КГБ Потапова поднялась на палубу, Саблин стоял на крыле мостика, кулак упирался в стевах — как штурвал донкихотовой галеасы.

Эпилог

Следствие длилось пять месяцев. Трибунал приговорил Саблина к расстрелу по статье «измена Родине в военное время». Команду распределили по береговым частям. Однако семена, брошенные в волну, прорастали. На стенах кубриков стали появляться рифмованные строки «Сторожевой — сторож памяти». В 1994 году Верховный Суд переквалифицировал приговор на «злоупотребление властью», но х артельный романтик так и остался в списке утраченных капитанов. Его поступок оголил нерв эпохи: социалистический корабль, перегруженный лозунгами, вышел из штиля, руль захватил человек, желавший вернуть ему скорость идей. Трагедия показала, что даже бронепалуба не глушит крик совести, когда кабестан идеалов заклинен.