Я изучаю оружейную эволюцию около тридцати лет. Исследования начинались с пыльных пещерных рисунков, где охотники бросали грубо окатанные камни, и дошли до чертежей управляемых боевых блоков. Хронологическая лента поражает смелостью решений и неожиданной поэзией механики.

Первый боеприпас — сам камень. Гранитная галька летела из пращи, вибрируя, словно сердитая оса. Вес подбирался интуитивно, типовой диапазон около ста граммов, при ладонном старте кинетическая энергия достигала 150-175 Дж. Уже тогда охотник стремился повысить плотность: обожжённая глина с примесью гематита утраивала пробивную силу.

Гильгит на окраинах истории

Позднеклассическая Эллада подарила свинцовые гланды с выгравированными проклятьями. Аэродинамический профиль походил на миндалину, каждая такая пуля пробивала бронзовый панцирь с дистанции пятнадцать шагов. Латинские легионы переняли приём, дополнив арсенал короткими пернатами варроивания — стрелками-гарпунами для арбалетной пращи.

Средневековый арабо-персидский мир разработал «нафт», позднее названный греческим огнём. Смесь нефти, селитры и смолы наполняла керамический сосуд. При попадании черепок трескался, струя вспыхивала, а соли кальция вязали пламя к поверхности. Диком пахучий шипящий шар вызывал панику в корабельном строю.

Сунский Китай вывел метательный принцип за рамки мускульной силы. Серная селитра-угольная искра отдавала импульс бамбуковым стволам. «Фай Чян» — стрела с пороховым стаканом — ушла в небо на сотню метров, сея железную крошку. Я нахожу на раскопках запекшиеся цилиндры размером с черенок кисти, каркас сохранил параллельные вволокна, свидетельствующие о термических перегрузках.

Порох рождает оскал стали

Европейский Ренессанс обрамил порох чугуном. Артиллерийский ствол ковал парижский мастер Жоффруа де Витри: кольцевые обручи сжимали сердечник, образуя тюльпаноподобный дульный край. Каморный снаряд, отлитый из гранулированного свинца, встречал мишень с дульной скоростью 450 м/с. Крепостная стена crénelée распадалась на обвалыши.

К началу XIX века инженер Генри Шрапнель придумал осколочно-картечный шар. Внутри чугунной оболочки находились дробины и фитиль, подожжённый из запального канала. Взрыв открывал корпус, дробь продолжала движение облаком диаметром сорок метров. Эффект называли «железный град».

Винтовальные нарезы усилили настильность. Длинный цапфовый лафет выдерживал отдачу, пока латунная гильза обжимала казённик. Капсюль Перро давал устойчивое возгорание. Одним из редких, забытых ныне членов этой линейки стал «скрамблор» — цилиндрическая болванка с вольфрамовой инкрустацией, предназначенная для прорыва корабельного ватерлинии под рикошетным углом.

Химики позднего века подали сигнал перемен. Пикрат натрия породил оболочечный «гальгит»: мелкозернистый акинак цвета шафрана, детонация которого раздробляла бронзу на резкие лепестки со скоростью корпуса 7400 м/с. После Сольферинской компании гальгит запретили по причине сильной химической абразии лёгких выживших.

Уран против сверхзвука

Двадцатый век качнул маятник к энергии. Тринитротолуол сменил гексоген, затем октоген. Лёгкий стальной корпус крепили медную ведущую пояску, обтюрация сдерживала прорыв газов, и давление доходило до апогея. Период суицида танковой брони наступил с появлением кинетического пробойника из обеднённого урана, спускающего пирофорный шлейф в пробитом канале.

1953 год подарил величайший парадокс: артиллерийскую пушку М65, вибратор которой выбрасывал «Корал» — заряд мощностью пятнадцать килотонн. Термин «смайт» (от англ. smite — поражать) обозначил ситуацию, при которой ядерная грибовидная шляпа вырастает из созерцания обычного орудийного расчёта.

В конце века началась эра точной коррекции. Саботные болванки обрели оперение с активными рулевыми плоскостями, получая координаты от спутникового блока Цельсий-94. Бетон разрушался секционными ударами вольфрамовых нуклеидов, продуцируемых вольфрамсвинцовым градиентом. Высокочастотный радар подрывал кумулятивный наполнитель за миллиметр до контакта, оставляя цель в облаке плазмы.

Сейчас на испытательном полигоне третьего поколения под Норильском я наблюдаю гиперзвуковой дротик, уносящийся в стратосферу для баллистического горки. История боеприпасов напоминает нерв токующего ската: каждое биение порождает новую часть техногенного мифа. В камне уже скрывалась тень ядерного гриба, гранит тогда ещё не знал языка дифракции.