Почти четыре тысячелетия назад царь Хаммурапи приказал высечь на диоритовой стеле 282 правовые формулы. Этот монолит стоял возле храма Эсагила, чтобы любой грамотный горожанин сопоставил поступок и санкцию. Когда я касаюсь холодной копии рельефа, из щербинок камня будто высекаются искры споров древних судей.

Социальная шкала

Кодекс разграничивает слои общества точнее жезла жреца-мерщика нив. Авилу (свободного клиента), мушкена (полусвободного) и варду (раба) законодатель считал разными ступенями одной лестницы. За перелом кости у авилу виновник платил серебром, за раба — половину суммы, за мушкена — промежуточную долю. Принцип талиона (lex talionis) — воздаяние симметричным ущербом — проявлялся лишь между равными. Для низших обвиняемый откупался. Такая двухконтурная справедливость рисует государство, где почёт стоил дороже жизни.

Космический договор

Прокламируемое в прологе право не сводилось к простой бухгалтерии. Хаммурапи называет себя «šar kittim u mīšarim» — царь справедливых мер и решений. Он заключает договор не с людьми, а с богом Мардуком, обещая вывезти зло как ил из канала и влить туда пресную воду порядка. Теократическая риторика превращает закон в литургию, а процессуальные формулы — в заклинания. Ни один клинописец не рискнул бы править табличку без омовения.

Правовая техника

Формулы написаны стилем casuistic: «Если Х., то Y». Структура напоминает пазлы, где каждая грань притёрта к соседней. Комментаторы из школы Эриду выводили из стелы praejudicia — прецеденты. Упоминание «гибелью через бросание в реку» служило процессуальной ордалией: судьбу определял божий поток. Происходит синтез архаической магии и зарождающегося ratio legis. Термин bumtu — символическое «заклеивание рта» — обозначал прекращение дела по мировой.

В позднокасситскую эпоху отдельные статьи переписывались на учебных табличках для эдубба — писцовой школы. Там строка «за кражу быка штраф девятикратный» соседствовала с математическими задачами и гимнами. Такая преемственность демонстрирует культ закона как основы культурной памяти. Каждый свежий черепок с оттиском аккадских знаков до сих пор дарит шанс уточнить оттенок смысла, словно археолог настраивает линзу микроскопа над вневременной сетью правосознания.