Я впервые увидел архивный штаб-журнал тридцатого егерского полка в Михайловском форте. Пожухлая бумага хранила строки, которые пахли порохом: «Сквозь слякоть декабря отряду поручено овладеть Ленкоранскою крепостью». Так начинался самый дерзкий эпизод персидской кампании 1812–1813 годов.

Грань Кавказских войн

Декабрь на прикаспийском взморье изматывает не хуже сабель. Крапивный туман прячет редуты, солончаки втягивают сапоги, а зыбкий лес не держит тяжелые пушки. Мне пришлось реконструировать маршрут по дневникам фельдфебеля Никифорова. Отряд Петра Котляревского — всего 2300 штыков и сабель, две «единороги» — протиснулся между озером Аг-Киоль и заболоченной дельтой. Ни одна обозная часть не отстала, ни один контузийный не ушёл в арьербан — удивительное самообладание для колонны, где половина рекрутов сменила сапоги на обмотки.

Котляревский строил решение по принципу «большой барабан» — резкое концентрирование, короткий залп, мгновенный разрыв строя. Термин я позаимствовал у венского тактического трактата 1810 года: «grosse Trommel» подразумевает удар, после которого противник слышит только собственный адреналин. Ленкорань осталась без внешнего рва, ибо шторм смыл плотину. Командир использовал стихию: подтянул штурмовые партии ночью, когда прибой маскировал скрежет шанцевого инструмента.

Тактика «летучих шпаг»

В утренних сумерках впереди были чеченские джигиты, закреплённые за русской армией в ранге «охочих». Их кавказская шашка — гибрид ятагана и палаша — при ударе напоминает диминуэндо в оркестре: звук стирается, рана остаётся. За ними шли егеря в «лисий шапке» и отборная часть кизлярских казаков, мастеров «наскакивания». Командир ввёл редкий приём — чередование рубежей залегания со скачкообразным броском кавалерии прямо через цепь пехоты. Получился психологический таран: гилянская гвардия растерялась, передовые знаменосцы убежали к цитадели, бросив тахт-э-револьверы — деревянные рундуки с ракетами Конгрива.

В решающий миг взорвали мельничный мостик, чтобы исключить отступление. Приём зовётся «ретрактивная переправа»: собственное снабжение жертвуются ради закрытия пути противнику. Час спустя штандарт Мухаммад-Садык лежал под сапогами егерей. Потери отряда — 185 человек, персидской стороны — почти три тысячи. Генерал вошёл в крепость первым, хотя рана шеи, полученная в июне под Асландузом, ещё не затянулась.

Откуда берётся эта стойкость? Архив Нижегородского драгунского полка хранит карточку: «Котляревский, малоросс, Лубенское уездное дворянство». Без блеска гвардии, без покровителей. Его характер выковал Ахалцихский поход 1807 года. Там в окопе под турецким огнём он придумал «стеричь саблю» — держать клинок остриями вниз, чтобы луч солнца не отсвечивал неприятелю. Деталь, но она вооружила целое поколение горских милиционеров.

Наследие и оценки

Когда я читаю манифест 1 января 1814 года о заключении Гюлистанского мира, вспоминаю не кабинетные переговоры, а ту землянку с простреленной крышей, где генерал диктовал последнюю диспозицию. В боевом приказе он употребил слово «самодержец» в значении «сам себе владыка». Говорит о нём больше, чем штабные эпитеты.

Образ Котляревского позднее трансформировался в пунктир фольклора: в кубанских курганахенях пели думу о «Петре-буревестнике», а иранская хроника «Зубдат-аль-твариф» назвала его «джинн северного ветра». В аналитическом плане важнее другое: генерал демонстрировал, что микроскопическая группа, хорошо тренированная и мотивированная, меняет ход многоходовой войны быстрее, чем статуарная армия. Теоретики Бондарев и Чечот в 1870-х включили этот тезис в «Курс прикладной стратегии» под названием «каскадная победа».

Подведу нить. Победы отрядов Петра С. Котляревского рождают эффект l’histoire contrefactuelle — цепочку альтернатив, где любое промедление повернуло бы исход Кавказских войн. Мы знаем реальный результат: граница на Араксе, короткая передышка для империи ФатАли-шаха и ускоренная русификация прикаспийского побережья. Я держу в руках ту же полоску бумаги, где егерский писарь чернилами мяты вывел: «К полудню крепость наша». Три простых слова, за которыми свист пороховых примесей, крик раненых, горячий пульс генерала, всегда шедшего впереди.