Я держу в руках пожелтевший альбом НИИ-8, где штрих-линии корпуса проекта 661 ещё называют «Анчар». Листы пахнут сырой фанерой эллинга, а под пальцами ощущается дрожь времени: К-222 до сих пор несёт титул быстрейшей субмарины — 55 лет без смены лидера.

Рождение проекта

Конец пятидесятых. Владимир Перехода, главный конструктор, на совещании в Главкомате выложил чертёж с двенадцатью линиями водоизмещения. Он настоял на паре реакторов ВМ-5 мощностью 80 МВт каждый. Коллеги шептали «избыточно», однако вместо компромисса выбрали радикал: двигатель удваивается — скорость возрастает логарифмически. Зал замолчал: расчёт предсказывал 44,7 узла.

Секрет титана

Спор о материале шёл до хрипоты. Сталь 48 ГН весь отдел знала наизусть — дешёво, привычно. Я нашёл в архиве служебную записку адмирала Куроедова: «титан — не каприз, а единственная альтернатива кавитационным трещинам». Плотность ниже, модуль упругости выше, однако сварной шов требовал атмосферы аргона, что превращало цех в гигантский аквариум. Инженеры ввели термин «глубинный сумпф» — пустоты в двойном корпусе, собирающие конденсат при резких манёврах. Зумпф вскоре встроили в систему регенерации, превратив проблему в резерв воды для АВОК-56.

Скорость и последствия

4 декабря 1969 года в Баренцевом море судовая коническая насадка срезала лёд, словно скальпель. На 42 узлах акустик Жуков докладывал: «за кормой — эхо-шлейф, гидролокаторы противника ослеплены». На 44,7 узла рубку потряс кавитационный гул, на вибрографе вспыхнул красный сектор: «амплитуда 0,18 g». Однако конструкция выдержала. Солярий титана действовал как мембрана ггромкоговорителя, отражая волну наружу.

За рекорд уплачена цена. Два реактора удвоили шум фонового нейтронного поля, дозиметристы ввели термин «анфибол» — зона, где радиоактивный фон колеблется, словно мираж. Экипажу выдавали хром-алюминиевые пластины с пористым покрытием: импровизированный эквивалент современных нейтронных поглотителей.

Исторический след

1978-й. После десяти автономок лодку поставили в средний ремонт. На КПП Северодвинска я присутствовал при споре между начальником производства и казначеем: каждый килограмм титана ценился дороже серебра. Снятые листы отправлялись на сплав, где их переплавляли в авиационные лонжероны МиГ-31.

К-222 так и не получила преемницу. Конструкторское бюро переключилось на более тихие многоцелевые платформы. Двухреакторная схема оказалась контринтуитивной для эпохи скрытности. Однако рекорд скорости, зафиксированный часами «Мир — 7», среди подводников сравним с хронотопом Булгакова — непреодолимая веха, отделяющая дерзость шестидесятых от прагматизма последующих десятилетий.

Завершение карьеры

В 2010-м я видел трюм № 3 уже волжского порта. В разобранном корпусе сияли отшлифованные ребра продольного набора, будто позвоночник мифического ихтиозавра. Инженер-дозиметрист Залужный тихо произнёс: «Титан стареет медленно, чиновники — быстро». Сейчас, вспоминая это, я понимаю: рекорд остаётся не благодаря титулу, а из-за смещения приоритетов. На смену гонке скорости пришла борьба за тишину.

Сейчас в корабельных доках Пола-рного можно встретить лишь обгоревшие фланцы и выгоревший ярлык «К-222». Однако всякий, кто изучает историю техническогоого авангарда, слышит под толщей лет пульс её близнецов-реакторов — энергетический диптих, верно разорвавший границы возможного.