Май 1957 года окутал север Италии запахом касторового масла и гудроном асфальта. Четыреста километровых табличек от Брешии до Рима расчертили маршрут последней Mille Miglia. Я, историк мотоспорта, обратил особое внимание на малиновый Ferrari 335 S с номером «535» и потрёпанную записную книжку Эудженио Кастеллотти: в ней сохранились данные о расходе топлива, а рядом наклеен талисман […]
Май 1957 года окутал север Италии запахом касторового масла и гудроном асфальта. Четыреста километровых табличек от Брешии до Рима расчертили маршрут последней Mille Miglia. Я, историк мотоспорта, обратил особое внимание на малиновый Ferrari 335 S с номером «535» и потрёпанную записную книжку Эудженио Кастеллотти: в ней сохранились данные о расходе топлива, а рядом наклеен талисман «Quadrifoglio».
Сценография гонки
Городская толпа плотным коридором охраняла стартовый пандус. Пьеро Таруффи, 51-летний ветеран, взял штурманское кресло сам, отказываясь от привычного copilot. Его манера работы с коробкой передач казалась фехтованием: лёгкий финт перегазовкой, затем вколачивание третьей. Он вёл Ferrari 315 S, двигатель — атмосферный V12 Lampredi объёмом 3783 см³. Коэффициент «Куэведо» — термин, описывающий отношение номинальной мощности к снаряжённой массе — у Таруффи достигал 0,37, что для той эпохи граничило с дерзкой физикой.
Стратегия команды из Маранелло выглядела простой: Таруффи — стабильность, Вольфганг фон Трипс — атака, Альфонсо де Портаго — аудитория и политика, ведь за испанцем наблюдал сам принц Ринальдо. Энцо Феррари, сидя в радиофургоне, повторял «auto avanti», едва скрывая тревогу. Скорость взывала к жертве, и асфальт между Пьяченцей и Пармой уже дарил искры от нержавеющих днищ.
Трагический отрезок
На 40-м километре до Мантуи де Портаго шёл вторым. Зубчатый ремень динамика начал крошиться, остановиться значило отказаться от подиума. Испанец решил дотянуть до пункта обслуживания в Гуидиццоло. Нагрузка увеличила вибрацию, спицы колеса нагрелись, алюминиевый обод утратил жёсткость. При 250 км/ч левой задней шины коснулась фланец, возникла кавитация — редкое слово для шоссейной гонки, однако физика процесса напоминала крушение корабельного винта. Ferrari сорвался в кювет, перелетел ореховое дерево и пронёсся сквозь группу зрителей. Погиб пилот, штурман Нельсон, девять болельщиков, среди них пятеро детей. Газеты назвали день «кровавым Маяком».
Итальянский парламент задействовал понятие «responsabilità oggettiva» — объективная ответственность организаторов. Enzo получил повестку. Прокуратура Бреше запустила дело по статье об «заведомом риске» — термин криминологов периода Бономи. Дебаты длились четыре года, обвинение рассыпалось, однако Mille Miglia исчезла из календаря. Гонку оставили в памяти как регулярное историческое ралли без хронометража.
Технический резонанс
Технический отдел Ferrari после катастрофы внедрил тормозные диски Girling, впервые применил сплав Rexillix — алюминий с иттрием, повышающий предел усталости. Регламент FIA 1958 года ввёл ограничение объёма двигателя до 3 литров, испытание, с которым родился легендарный 250 Testa Rossa. Измерителем безопасности стал индекс De Portago: отношение кинетической энергии болида к средней плотности зрительного сектора, если индекс превышал 1,5 МДж/м³, дистанцию переводили на автодром.
Победа Таруффи хранится в хронике как последний аккорд эпохи открытых дорог. Его средняя скорость — 150,5 км/ч, дистанция — 1597 км. После финиша гонщик положил на резервуар для масла перчатки, сказал «Ho finito» и навсегда ушёл из кокпита. Журналисты говорили о финале романтики, историки видят переход к инженерному рационализму.
Mille Miglia 1957 оставила наследие болью и прогрессом. Подобно молотку Гефеста, удар катастрофы перековал автоспорт, подарив дисциплине строгие схемы безопасности, новые технологии и иной культурный контекст, где первенствующий звук — не рев выхлопа, а шорох рулетки инженера.