Я всегда ощущаю запах серы, когда мысленно возвращаюсь к пористому базальту Иводзимы. В феврале сорок пятого война на Тихом океане двигалась к апогее, однако крохотный остров, обозначенный на картах как Sulphur Island, ещё скрывал в себе грудь гарнизона под командованием полковника Курибаяси. Его доктрина «gyokusai» — «превратиться в драгоценный камень через погибель» — обозначала отказ […]
Я всегда ощущаю запах серы, когда мысленно возвращаюсь к пористому базальту Иводзимы. В феврале сорок пятого война на Тихом океане двигалась к апогее, однако крохотный остров, обозначенный на картах как Sulphur Island, ещё скрывал в себе грудь гарнизона под командованием полковника Курибаяси. Его доктрина «gyokusai» — «превратиться в драгоценный камень через погибель» — обозначала отказ от капитуляции.
Предыстория высадки
На военных штабных картах остров выглядел как спинной плавник рыбы. Южная отметина Сюрібатияма поднималась на сто шестьдесят девять метров, обеспечивая контроль над полосами, где планировались будущие аэродромы B-29. Американский командующий, генерал Холланд Смит, рассчитывал на пятидневную кампанию. Противник подготовил тоннельную систему длиной сорок пять километров, совмещённую с амбразурами, замаскированными серой вулканической пемзой. Японские миномёты и 320-мм ракетные установки «Тип 4» давали фанфарный залп по каждой новой барже, вползавшей в прибрежную зыбь.
Двадцатого февраля рельеф уже напоминал лунный кратер: эсминцы «Gunsmoke» и «Barton» выгрузили более шести тысяч фугасных снарядов, однако курибаясиевские дзеситцу — снайперы-камикадзе — выжили под многометровым слоем породы. Морпехи из роты Easy, 28-й полк, получили команду прорваться к вершине. Мне довелось беседовать с радистом Эдгаром Херрером, чьи воспоминания сохранили осязание липкой черной гарью.
Судьбоносный подъём полотнища
Утро двадцать третьего февраля застало подразделение на пологом склоне, где температура грунта достигала сорока восьми градусов Цельсия из-за подповерхностной магмы. Лейтенант Гарольд Шрайер нёс свёрнутое полотнище размером 140×240 сантиметров, взятое из десантного транспорта «Missoula». Стальной шест, найденный возле выбитого 75-мм орудия, служил древком. Камни — едкие, потные — сыпались под ногами, подобно горящей крупе.
Я слышал слабый кодовый сигнал «LVT-10 to LCI-449: Woods secure», после фразы связь захлебнулась. Первый подъём состоялся в 10:37. Фотограф Луис Лоуэри запечатлел момент на «Graflex Speed Graphic». Когда ткань вспыхнула на ветру, корабельные сирены в проливе Теткова заверещали, выворачивая железо на эмоциональныйизнанку.
Командование корпуса пожелало оставить трофей в военно-морском музее, поэтому потребовался второй флаг большего размера, чтобы он свободно виделся с моря. Передавая поручение, майор Майк Стринг втроём с Хейсом и Союза поднялся за запасным полотнищем. Именно повторный подъём в 13:00 попал в объектив Джо Розенталя. Современники называли кадр «Monument shot», а сам Розенталь крылся под присягой, доказывая отсутствие постановки.
Мифология фотографии
Снимок, размытие на уровне 1/400 секунды, породил кодовый образ единства. Когда газета «San Francisco Chronicle» пустила триумфальную вёрстку, акции военного займа резко ушли вверх, Соединённые Штаты продали облигаций на двадцать шесть миллиардов долларов. Политические карикатуристы приравняли композицию к «Вашингтон переходит Делавэр», хотя художественный генезис ближе к древнегреческому рельефу с полуспиральной композицией.
Скульптор Феликс де Уэлдон создал из гипса трёхмерную проекцию за сорок восемь часов, используя конические штифты, чтобы закрытьлепить фигуры. Изображение во многом повторяло античный тип «калокагатия», где физическое и нравственное достоинства соединены. Я проследил влияние вплоть до плакатов контркультурных движений шестидесятых: в них флаг сменяли гитары, цветы, даже виниловая пластинка, однако диагональ усилия оставалась неизменной.
Иводзимский мотив проник в японскую визуальную поэтику — режиссёр Фукусаку в фильме «Отчаяние человечества» ввёл кадр с перевёрнутым знаменем, создавая параллель с каноном «funshi» — «прах, рассеянный ветром». Курибаяси, кстати, не погиб под флагом: его останки не обнаружены, существует версия о ритуальном киппо — самоубийстве, совершённом глубоко в штольнях.
Я поднимался на Сюрыбатияма трижды, последний раз во время архивной сессии двенадцать лет назад. Кустарники гелиотропа пробились сквозь шрамы в базальте, термодатчик на моём рюкзаке всё ещё показывал сорок один по Цельсию. У подножия стоит табличка с латинской сентенцией «Sic itur ad astra» — «так идут к звёздам». Фотография Розенталя продолжает толковаться, словно палимпсест: всякий раз новый слой подгорает, высвечивая прошлое в свежем ракурсе.
Символика поднятого полотнища служит капсулой памяти о коллективном напряжении в момент, когда человечество балансировало между вулканическим дыханием и небесной надеждой. Архипелаг человеческих чувств расправил крылья, пока шесть фигур цеплялись за шест, будто удерживали сам горизонт.