Я заношу в лабораторный блокнот очередную заметку: декабрь 1984 года, полигон Капустин Яр. На стартовой позиции появляется контейнер Р-12У. Внутри — осевой мозг проекта «Периметр». Источник поведения эпохи тотального ядерного риска определялся не людьми, а кремниевой автоматикой, способной принять решение в мёртвом эфире. Логика холодной машины Командный ракетный комплекс создавался как последняя линия, активируемая при […]
Я заношу в лабораторный блокнот очередную заметку: декабрь 1984 года, полигон Капустин Яр. На стартовой позиции появляется контейнер Р-12У. Внутри — осевой мозг проекта «Периметр». Источник поведения эпохи тотального ядерного риска определялся не людьми, а кремниевой автоматикой, способной принять решение в мёртвом эфире.

Логика холодной машины
Командный ракетный комплекс создавался как последняя линия, активируемая при исчезновении связи с Ставкой. Залповый сигнал уходил в небо, после чего каждая шахта РВСН отзывалась, словно минарет, разнося над континентом стальной азан возмездия.
Конструкторам пришлось выстроить кибернетическую экосистему, анализирующую три слоя данных: сейсмические импульсы, ионизационный фон и телеграфную линию приказов. Входные каналы сводились модулем «Корвет-М», питаемым антикатодом сульфидного типа — редкая труба для высоковольтных импульсов.
Архитектура «Корвет-М»
Главный блок работал в режиме одностороннего аудита. Термин программистов — «квазидетерминизм»: алгоритм скользил по вероятностной шкале, игнорируя одиночную аномалию, но активируя статус «Децима» при кумулятивном пороге.
Вторая ступень — командная ракета 15П011. Её борт с автономным радиокомплексом «Сирена-Н» служил стратосферным мегафоном. Достигнув оптимального баллистического гребня, он сбрасывал защитный колпак и начинал рассыпать по частотам многократный код приказа.
По воспоминаниям генерала Варенникова, эта сцена выглядела пугающе: чернильное небо рассекала одна-единственная свеча, вокруг царила космическая тишина, а в пункте управления звучало лаконичное «Борт жив».
Политрический контекст
Подлинный замысел комплекса не заключался в немедленном применении. Кремль стремился купировать соблазн первого удара у противника, демонстрируя автоматическую неизбежность контрудара. Возникала стратегема «парадокс ненамеренности»: чем меньше ручного контроля, тем сильнее сдерживающий фактор.
Теория игр называет такой приём commitment device. Устранение человеческого звена переводит диспут из сферы мотиваций в сферу железобетонных сценариев. Аналоги просматриваются в виргинских дуэлях XIX века, где пистолеты заряжались заранее и запечатывались воском.
В американских кабинетах парадокс вызывал бурную реакцию. Группа SIOP-5 готовила зеркальные контрмеры. Так родилась концепция decapitation strike, направленная на ослепление Москвы до старта «Периметра». Конструкторы окрестили происходящее «гонкой тишины».
Топонимика проекта хранит малоизвестные шифры. Архив РГАВМФ содержит донесение о пункте «Капкан-7», расположенном на глубине 200 метров в Саянском массиве. Дежурные детекторы барического давления «Галатея-К», запитанные от рубидиевых эталонов времени, держали на контроле сейсмоузел комплекса.
При работе в архивах ЦНИИ РТК я наткнулся на термин «анансерация» — передача кодограммы без распознаваемого сигнала-носителя. Идея вышла из астрофизики: нейтринное сообщение, неуязвимое для ЭМИ, открывает новую страницу стратегической коммуникации.
Правовой облик комплекса формировался в закрытом круге военных юристов-международников. Они опирались на концепцию «резервной воли» — государство сохраняет право на ответ, даже потеряв дееспособный центр принятия решений.
После распада Союза «Периметр» перешёл к России. Часть шахт демонтировали, часть замуровали бетоном. Термобарическая гибель объекта «Песчаная бухта» стала финальным аккордом эпохи каскадных предупреждений.
В 2013 году я проследил судьбу единственного блока управления, перевезённого на Алтайский полигон. Коридоры утопали в серебристой пыли слюды, ламповый регистр «Протон-К» тихо щёлкал, словно гигантский кузнечик, будто проверяя мировой пульс.
История «Периметра» напоминает миф о Талионе — железном големе равновесия. Пока память о системе живёт, вероятность глобальной авантюры остаётся в клетке, закованной в никель-титановые рёбра автоматики.
