Клара, самка индийского носорога, прибыла в Роттердам в 1741 году вместе с капитаном Дуйкером. Пахидермусу из дельты Бенгалии моментально стал объектом жадного внимания гравёров, медиков, витальных философов. Публика не видела живого носорога со времён позднеримских зверинцев, поэтому город охватила подлинная «пахидермомания».

Первое появление

Капитан Дуйкер выкупил детёныша у князей Траванкора за внушительную сумму и построил для зверя деревянную ладью с полузатопленной палубой: солёная вода охлаждала кожу носорога, препятствуя дерматиту. Летописи упоминают «глиптодермические ванны» — редкий термин, означающий мытьё кожи животных с панцирным эпителием. Уже в голландском порту корабельные плотники соорудили передвижной загон на колёсах, снабжённый системой блок-такелажа для подъёма травяных тюков. Конструкция весила три тонны, но позволяла перевозить Клару без снотворных, уменьшая риск кислородной недостаточности.

Буржуа платили по два гульдена, чтобы прикоснуться к шершавой складке на шее зверя. Аптекари перемалывали кусочки выпавшего рога и продавали порошок как средство «против меланхолии и подагры». Специально обученный матрос собирал сбритые фрагменты, хранил их в оловянных капсулах, скрепляя сургучом с гербом Дуйкера. Беру сведения из приходных книг семейства Ван дер Плау, где отражены ежедневные поступления от «рицинового талька носорога».

Триумфальный тур

С 1744 года начался наземный вояж длиною двадцать тысяч километров: Гаага, Антверпен, Гамбург, Люнебург, Париж, Люневиль, Рим, Вена. В карете следовала я, тогда ещё молодой хронист, ведя «компендиум пахидермии». Каждая ярмарка предлагала собственный аттракцион. В Париже суфлёры Комеди-Франсез сочинили фарс «Рино и Дафни», где пастушка влюблялась в носорога, в Риме папская курия потребовала проверку на «демоническую природу рога». Каноники распили часть рогового кератина пополам, объявив вещество «инертным», что не снизило спрос.

Учёные-кураторы Венского природного кабинета снимали с Клары лепные слепки, гипсовые панцеры раскрашивались гумми-гута, придавая им радужный блеск. Сохранился термин «перламутровая кесстация» — особая техника покрытия пигментом статуи для имитации живой влаги. Чувствуя себя в роли медиатора между чудом и наукой, я ежедневно взвешивал животное поршневыми весами Фробениуса: масса колебалась от 1900 до 2100 килограммов, отражая сезонные перемены рациона.

Наследие образа

Клара умерла в Манхайме зимой 1758 года от пирогенной септицемии, вскрытие проводил хирург Курт Фарингер. Кожа подверглась танизации алемовой дубильней, скелет — анатомической артикуляции. Выставка «Rhinoceros tabulatus» собрала депутатов рейхстага и гравёров Аугсбурга: каждый снимал собственную кальку, распространяя силуэт Клары по гравюрам, обоям, табакеркам. Дюреровский носорог XVI века, обладавший фантазийным панцирем, уступил место реальной анатомии. Я наблюдал, как старый образ постепенно «увядал», подобно фигуре из тёмного слизниста, теряя авторитет перед новой иконой, лишённой вымышленных пластин.

В языке Европы закрепились слова «клароскопия» (жадное рассматривание редкостей) и «кларофагия» (аллегорическое пожирание раритета капиталом ярмарок). Гёте, посетивший посмертную экспозициюю, ввёл метафору «пропашего единорога Просвещения», намекая на гибель идеи чуда под давлением коммерции. Мой архив содержит чер inkную запись немецкого поэта: «Ein Nashorn, das größer als Ruhm, doch kleiner als Wahrheit».

Труп носорога стал учебным пособием для врачей-вивисекторов. Медики, исследовав клапанистую структуру носовой полости, сформулировали гипотезу о «пневмоакустическом резонаторе», способном усиливать рев. Позднее теория подтвердилась фонэндоскопией на африканских родичах вида Diceros bicornis. Клара подарила науке первую точную шпиграфию (жировую карту) толстокожего гиганта, термин укоренился в французских анатомических атласах.

Смотрю на гравюру Буллфинча: кудрявые пажи ведут носорога, лоскутная ширма скрывает толпу. Рядом надпись: «Ecce Potentia Naturae». Зверь, некогда плыл по Индийскому океану, колесил по полированным дорогам Германских княжеств, превратился в икону и товар, но сохранил мощь символа. Отзвук этого марша слышен в каждом музее, где хранится литографический силуэт Клары — памятник любопытству и дерзости XVIII столетия.