Миф о почти полном отсутствии клещей в позднесоветскую эпоху живёт до сих пор. Полагают, что санитарные службы тотально искоренили паукообразных, а лесники следили за каждым участком тайги. Приведу архивные данные и полевые отчёты, подтверждающие иную картину.

Фонд РГАЛИ содержит доклад Минздрава РСФСР за 1963 год: свыше 50 000 зарегистрированных обращений по поводу присасывания иксодовых клещей, 6 284 случая клещевого энцефалита. Цифры показывают, что паразит активно циркулировал, а отнюдь не исчезал.

Три фактора мифа

Первый фактор — фильтрация информации. До перестройки ведомства выпускали обезличенные бюллетени с грифом «для служебного пользования». Газеты опускали цифры, считая их нежелательными для массового читателя. Второй фактор — ограниченная мобильность населения: большинство отпусков проходило в пределах санаториев и пионерлагерей, где акарицидные (разрушающие клещей) обработки проводились регулярно. Третий фактор — низкая диагностическая доступность. Невролог, столкнувшийся с лихорадкой в глубинной поликлинике, ставил «грипп», так как лаборатория для выявления вируса отсутствовала.

География угрозы

Настоящий рассадник клещей занимал Дальний Восток, Урал, юг Сибири. Карты НИИ микробиологии показывают очаги, совпадавшие с поясами кедровой тайги и лиственничных редколесий. Вологодская, Ярославская, Ивановская области давали не меньше сотни инфекций в год, хотя западный миф приписывает эндемичность лишь «дикой» тайге.

Газета «Правда» за 29 июня 1977 года упомянула массовую вакцинацию жителей Хабаровского края: 215 000 доз инактивированного антигенного препарата ввели сотрудникам леспромхозов и школьникам. Безопасность в приоритете, но речь не шла об исчезновении переносчика, контроль достигался иммунизацией.

Санитарные мероприятия

Гидролесохим, дерматропофос и карбофос вносились опрыскивателями ОГ-8 вдоль туристских троп. Отчёты отмечают снижение численности на 70 % в первый год обработки, через два сезона популяция восстанавливалась. Ротация химикатов давала временную передышку, однако эколого-генетические исследования фиксируют устойчивые формы Dermacentor silvarum уже в 1980-х.

Иллюзия пустых лесов подпитывалась идеологическим лозунгом «гигиена — признак социализма». Рекламные плакаты с лыжницами без носков и клещей укрепляли оптимизм, но природно-очаговая реальность шла параллельно, подобно тихому гудению трансформатора за зданием райкома.

Справку дополняет термин «акаротопия» — совокупность биотопов, где клещ пересекается с хозяином. Советские геоботаники описывали 26 таких акаротопий, ни одна не устранена полностью.

Архивная статистика, полевые журналы и воспоминания эпидемиологов убедительно демонстрируют: клещ присутствовал на громадной части территории Союза, а устойчивая репутация «клещи обошли страну стороной» выросла на базе информационной закрытости, частичных успехов санобработки и селективной памяти.

Рассматривать СССР эпохи Брежнева как безклещевой оазис означает игнорировать целый пласт научных данных. Любопытному исследователю достаточно открыть «Медицинскую паразитологию» 1985 года, где глава о клещевом энцефалите занимает 48 страниц, чтобы развеять миф.