Следуя маршрутам античных карт, я вновь приближаюсь к узкому перешейку, соединяющему материк с островом Фарос. Здесь усталый прибой накатывает прямо на фундамент грандиозной идеи, задуманной при дворе Птолемея I и доведённой до каменной одержимости Состратом Книдским.

Первичные свидетельства

Отрывки из «Περί Ποταμών» Страбона, надписи на базальтовых грузах и именной клеймо «ΣΩΣΤΡΑΤΟΣ» на облицовочном блоке складываются в равнобедренный треугольник аргументов. Матронимия «Сострат, сын Декстилена» в эпиграфе указывает на род обувных мастеров, финансировавших первые пирсы,- что объясняет, почему архитектору доверили портовое сердце всей династии.

На портовых песках Фароса существовал прежний сигнальный костёр – «pharangiom» – груда кораллового известняка, где огонь поддерживали рабы-светоносцы. Птолемей видел в нём всего лишь искру грядущего морского магнита для судов Красного и Ливийского морей.

Строительная логика

Восемь археоуглянных шурфов, проведённых моими коллегами-дайверами, вскрыли слой гипса мета (соляная известь, устойчивaя к капиллярному подъёму). Из этого же материала возводились «pyrgoi» — сторожевые вышки на границе Киренаики. Поэтому гипотеза о привлечении военных инженеров, вернувшихся с кампаний против Кирены, выглядит убедительной.

Справочник «Mechanika syntaxis» Филона Византийского описывает зеркальный прибор «heliostrophos». Бронзовое полированное сердце включало «apomegetes» – шарниры, поворот которых отсекал блики от ослепительного ядра костра. Подобный оптический узел найден на глубине восемь метров южнее маячной террасы, конфигурация зенитного уголка подтверждает ранний проект, где огонь дублировался солнечным лучом.

Тайна гидрографии

Гидрологическая таблица Эратосфена свидетельствует: приливные колебания в устья Канопского рукава Нила достигали восьмидесяти сантиметров. Поэтому нижний ярус маяка получил цистерну-баротанкер с дезодорирующим раствором мирры. Испарения душистых масел нейтрализовали солёный туман, продлевая жизнь бронзовому куполу. Анализ коррозионных раковин на сохранившихся фрагментах купола выявил тонкую плёнку арабиковой смолы, добавленной в растворы, химики называют смесь «антифоулинг II кл.» – предвестником современных морских грунтовок.

Дальнейшие раскопки

Между блоками мы нашли шестигранные свинцовые анкеры с клеймом «ΠΟΛΥΚΡΑΤΗΣ». Поликрат из Родоса упоминался Гесиодом как «корабельный механик». Свинец-анод работал катодным протектором против «микробионта Desulfovibrio», что продлевает сохранность гранита до наших дней. Выходит, идея защиты конструктивных стыков электрической разностью потенциалов родилась задолго до Вольты – смелая, хоть и незримая инженерная поэма.

Когда штормовой фронт гасил пламя, дежурная команда пользовалась «chorobates» – уровень длиной двадцать четыре локтя, снабжённый водяной канавкой. Прибор выравнивал отражательную платформу, позволяя вновь точить луч на горизонте. Подобное единение геодезии и астрономии превращало маяк в сияющий астролябий, витающий над входом в дельту, как крошечная туманность в обсерватории моряков.

Финальный штрих

Когда арабский путешественник Ибн Батута описал «Манар аль-искандария», он сравнил вершину с подвешенной луной. Соавтором ттакой лунности выступила селенитовая вставка в ограждение верхнего яруса, подмешивавшая пуническое стекло и дававшая перламутровый ореол даже при тусклом огне.

Взяв в руки микроскоп, я рассматриваю осколок с зелёной пастели новой плёнкой. Внутри гладких слоёв таится упругая память камня: рев кедровых факелов, свист ветров из Пелусия, первые возгласы кормчих, узнающих родной порт. Пожалуй, ни один другой памятник эллинистики так ярко не иллюстрирует сплав инженерного пафоса и поэзии элементарных частиц.