Вечером 28 июля 1968 года старший сержант милиции Валентин П. вышел из дежурной части с табельным АК-47 и в течение шестнадцати минут расстреливал прохожих на улице Ленина. Погибли двенадцать человек, еще девять получили ранения. Советские газеты промолчали, хроника прожила лишь в служебных переписках, которые я обнаружил в фонде № 5 «Особые папки». След стрелка До […]
Вечером 28 июля 1968 года старший сержант милиции Валентин П. вышел из дежурной части с табельным АК-47 и в течение шестнадцати минут расстреливал прохожих на улице Ленина. Погибли двенадцать человек, еще девять получили ранения. Советские газеты промолчали, хроника прожила лишь в служебных переписках, которые я обнаружил в фонде № 5 «Особые папки».
След стрелка
До службы в органах П. успел пройти через афганскую границу отряда НКВД-5449, где столкнулся с так называемым «синдромом лимеса» — обсессивным страхом окружения. Тревожность усилилась после перевода в Курск: монотонная конвойная работа, общежитие без личного пространства, вечные наряды. Майору-куратору он жаловался на «шум в голове», однако в формуляре психиатра стоит штамп «годен».
Поворотным моментом стала уборка склада вещевого довольствия 25 июля. На П. оформили взыскание за списанные бушлаты, запись лишала премии. В деле сохранилась писулька сержанта: «Больше так жить не стану». В психопатологическом справочнике того времени эта вспышка именовалась «диспозиционная ярость» — мгновенный взрыв насилия, не укладывающийся в каноны обычной аффективной реакции.
Институциональный сбой
Курское УВД жило по инерции конца хрущёвской эпохи. Милитофаны не работали, тревожная кнопка дежурной части подключалась к сирене, слышимой лишь на первом этаже. Дежурный прапорщик, растерявшись, отправил гонца в соседний ДОС, вместо немедленного оповещения городского УКГБ. Потерянные четыре минуты дали П. возможность дойти до Скобелевского моста и увеличить число жертв.
Тут проявилась «формалистическая медикализация» — привычка фификсировать симптомы, не вмешиваясь терапевтически. Врач-психиатр полевого профилактория советовал «снять с оружия». Комиссия ограничилась разговором. Термин «просинусация» — латентная депрессия с суицидальной обводкой, но в милицейской медкарте значилось лишь «повышенная возбудимость».
Социальный фон
Летом 1968-го Курск переживал демографический всплеск: строители Михайловского ГОКа, военные монтажники, комсорги. В городе копился «секулярный меланхолизм» — усталость от несбывшихся реформ. Комитет партии отмечал рост бытового пьянства и доносов. Чиновники опасались новых беспорядков, вспоминая Новочеркасск-1962. Парадокс: массовое скопление людей на главной улице случилось из-за отключения телевизионного ретранслятора — толпа вышла «подышать» перед сном, став мишенью.
Причина трагедии — спайка личной драмы П., организационной халатности и тревожного общественного климата. Ни одна из составляющих отдельно не транслировалась бы в бойню. Сработал «циклотимический крюк»: хроническая депрессия стрелка захлестнула публичное пространство в момент, когда контролирующие инстанции утратили бдительность.
Последствия
Уголовное дело завершилось 14-страничным приговором Военного трибунала. П. расстреляли 23 октября 1968. Начальника УВД перевели в Воркуту. В партийных тезисах фигурировала абстрактная формулировка «непредвиденный несчастный случай». Лишь в 1993 году, при рассекречивании ряда дел МВД, документы стали доступными исследователям.
Я убеждён: трагедия — не индивидуальная аномалия, а симптом системной усталости поздней «оттепели». Бюрократия спрятала контур проблемы, упустив шанс на профилактику. Именно так скупо сложились причины курского расстрела 1968 года.