Среди опытных образцов советской химической разведки особое место занимает лазерный комплекс КДХР-1Н типа «Даль». Я изучал архивы ГРАУ № 810, патентные заявки Лаборатории № 12 ВНИИХА и полевые отчёты 29-й отдельной химразведроты, обнаружив многослойную историю прибора — от секретного постановления 1979 года до испытаний на семгоостровье Устричный лог в 1993-м.

Появление замысла

Предпосылкой послужил рост тактических задач, над которым ломали копья специалисты Генштаба после афганского опыта. Традиционные дозиметры давали запаздывание, поэтому инициатива генерала-токсиколога Елисеева направила внимание на фемтосекундные лазеры. Концепция предусматривала «зондирующий луч» в диапазоне 3,34 мкм, где абсорбционные полосы зарина и VX лежат плотным гребнем. Термин «фотоакустический акуграмм» ввёл инженер-акустик Миткевич, описывая сигнатуру звукосветового отклика аэрозоля в микрокавитаторе.

Конструкция прибора

Корпус комплекса — титановый лотос с лепестками-радиаторами, внутри размещён оптический парогенератор марка К-47, способный разогнать импульс до 1,2 ГДж/см². Спектральный анализатор собран на двойных фотоприёмниках HgCdTe с крёпким бальзамом Цейса-Шопс. Разгрузочный гиродефлектор удерживает луч в конусе 0,3 мил, ухаживая за точностью без автоколлимационного дрейфа. Система вейделевкой стабилизации подавляет турбулентность. По весу комплекс равен автомата Калашникова со штыком — 3,9 кг, поэтому разведгруппы таскали прибор в напашном модуле «Кулан-2».

Полевая эксплуатация

Первый выход на натурные объекты проходил на полигоне Приозёрск-4. Штаб требовал диагностировать облако хлорацинового газа через равнину ракушечного залива в штиль. Прибор дал отклик через 2,6 с — время, сравнимое со вспышкой фотофиниша. В отчёте проскочил термин «серпоидный граф», описывающий кривую снижения плотности вредного агента. Поэтому командование снабдило каждую армейскую химроту парой комплектов.

В 1991 году аппарат вышел за пределы полигонов: карабахские рейды включали КДХР-1Н в связку с радиостанцией «Азов-25». Оптика выдержала пыльный харсинский тальк при +45 °C. Серийный номер 0137 сохранился в фондах Центрального музея войск РХБЗ, где я лично измерил степень износа зеркал — менее 3 % по аберрометрии Шака-Хартмана.

Оценка фугасной стойкости выполнена в рамках программы «Зарево-М3». Термобарический заряд 120 мм создал избыточное давление 0,7 бар, кварцевая пластина диафрагмы не треснула благодаря плакировке фосфорной бронзой. После дозаправки литий-ионными кассетами прибор снова выходил на номинал, подтверждая высокую регенерационную способность модуля перистальтического охлаждения.

Всевидящим оком прибор прозвали боевые химики дивизии имени Дзержинского. Лазерный штрих-скан превращал облако отравляющих веществ в топографическую карту ядовитости. Методы синхронного регулирования, основанные на вейвлетах Шеннона-Губерта, давали выделение линий абсорбции при соотношении сигнал-шум 1:200.

Снятие грифа «Секретно» оформлено лишь в 2015 году, поэтому архивы позднего периода ещё хранят лакуны. По разбросанным реляциям 16-й бригады удаётся проследить эволюцию: версия 1Н-М имела водяную рубиновую линзу, а индекс 1Н-У получил ультрафиолетовую чип-помпу. Опыты на Балхашеше зафиксировали максимальную дальность 27 км при плотности газа 0,3 мг/м³.

В технокультурном плане комплекс стал маркером перехода российской химразведки от прибора-пипетки к прибору-датаграфу. Опыт КДХР-1Н подтолкнул разработчиков к идее распределённых телеметрических сетей «Сапсан-А» и гамельтового протокола обратной верификации.

Изучение истории КДХР-1Н убеждает: технология нередко появляется раньше, чем язык, способный описать её. Архивные листы хранят незнакомые глазу слова — квантодетекция, акуграмм, вейбелизация. Через них проступает образ инженеров, сетовавших на избыточную массу каждого грамма и радовавшихся удачному «щучьему» отражателю. Именно в таких деталях кроется дыхание эпохи.