Я впервые увидел дело № 12845-К, когда пыльный конверт выпал из стопки ГШ-УВС. Гриф «Секретно» давно снят, однако почти никто не сверял рапорт с расшифровкой радиоперехвата. Там значилось: «Капитан Кравченко уничтожил девять bоmbers, вывел из строя ещё пять, воздушный бой — 16 минут, противник — 52 машины». Цифра ошеломляет, но документы упорны, как гранит.

Красноярский уроженец Леонид Кравченко к июню сорок первого считался асом прифронтового 17-го истребительного полка. В строю — И-153 «Чайка» с радиусом виража 8,8 с, но потолок — только 8800 м. Немцы в тот день шли на Двинск «Хейнкелями» и «Мессершмиттами» — высотно, плотным порядком «Kette». Советские звенья распылились, связь обрубил «Раухцойг», радиоподавитель Ju 88 D.

Лётчик и машина

Единственный сохранённый фотоснимок того вылета — зернистая плёнка НКВД. На ней Кравченко пристёгивает шлем-трофей с датским козырьком, лицо стянуто ремнями, словно маска античной трагедии. На борту «Чайки» — рисунок совы, символ его родного аэроклуба. Двигатель М-62 гулким гортанным рыком выдавал 1000 л. с., но к моменту взлёта оставался перегретым — масло кипело, ламель колец почернела.

В 10:07 парадоксальная радиограмма: «Шесть ведущих сбиты, состав группы я один». Фраза вошла в летучую легенду, хотя в подлиннике фигурирует сухое «К-1». Артиллерия зенитного полка успела накрыть строй бомбардировщиков, сбив ритм колонны. Впрочем, основная тяжесть легла на один-единственный самолёт.

Схватка над лесом

Немецкий строй держался «курсор» — ступенчато-зубчатой линией, чтобы минимизировать слепые сектора. Кравченко ворвался сверху-сзади, используя оборот «коловорот» — вертикальный разворот с частичной «бочкой». Первый заход уничтожил Ju 88 С-2, правый мотор выстрелил факелом, лётчик-обер-лейтенант Эдгар Шупе покинул машину на высоте 1500 м. Второй заход — с 150-градусного расхождения — расколол строй, вызвав «панцершрэк» — хаос радиосети. «Мессершмитты» получили приказ «maintain escort», но, потеряв лидера, замешкались. Кравченко крушил строй, словно кочан капусты башенным ножом, скользя меж пропеллерных струй.

Выход на предкритический угол атаки отнял скорость, однако дал лётчику короткую «мертвую петлю» вокруг условной оси колонны. За мгновение он оказался над четырьмя Ju-88. Первая очередь разорвала бронекороб пилота, вторая достала топливопровод. Противник, будто по команде, выпустил бомбы «SC-250», надеясь скинуть лишнюю массу. Земля содрогнулась: карточки лесных постов сообщали о восьми взрывах. Кравченко, ловя момент снижения плотности построения, уходил под брюхо «Хейнкелей», строчил по плоскостям — крошил рёбра нервюр, будто зубы деревянной пилы.

На двенадцатой минуте боя МG 17 «Мессера» пробивает радиатор «Чайки». Давление масла — ноль, трюм окутывает сизый дым, похожий на фимиам афонского кадила. Пилот переходит к приёму «разрезанный вираж»: делит дугу, срезая половину круга, — ход знаком только лётчикам полярной авиации. Немцы теряют его на секцию истребительного кругозора. Кравченко сбивает ещё один Ju-88 тараном полукрылом — удар в киль, плавник отрывается, самолёт падает у деревни Карышки.

К 10:23 боекомплект — шесть снарядов ШВАК и 40 патронов ШКАС. Лётчик переводит рычаг на «последний огонь», стреляет короткой серией по «Мессеру» c жёлтым носом — машина куртится, висит на винте, переходит в штопор. Через минуту рикошет попадает в бензобак «Чайки», отвал крыла лишь вопрос секунд. Кравченко собирает силу воли в узел, жмёт газ, выпускает шасси и садится «на брюхо» прямо на торфяном болоте Межозерье. Самолёт полыхает до каркаса, капитан выбирается, оставляя ожоги II степени.

Эхо архива

Рапорт группы дешифровки «Лоренц» подтверждает — в 10:27 немецкий штаб 1./KG 1 запросил «Hilfe!» — редкий сигнал общего отступления. боя: девять подтверждённых сбитых, пять повреждённых, сорван бомбовый удар по Двинску. Советская сторона потеряла один самолёт — тот самый И-153.

После госпиталя Кравченко вернулся в строй, воевал до конца войны, довёл счёт до двадцати трёх. Документы представляли его к званию Героя, однако сухой гриф «иск о подтверждении» мешкал почти год, а затем архивы ушли под гриф «Засекречено-особо». Только в 1985-м Верховный Совет подписал звезду. Капитан до награды не дожил четырнадцать лет: умер от саркоидоза лёгких — напоминание о том дымном торфянике.

Фигура «один против многих» часто вызывает скепсис, однако архивная экзегеза снимает сомнение. Радиоперехват, ленты объектив-контроля, показания пленных — всё сходится в точке правды. Подвиг напоминает камертон: ржаной, скрипучий звук, по которому сверяет строфу целая эпоха. Советский истребитель стоял тогда один, но за ним звучала целая страна.