Работая десятилетиями среди пыльных folios Национального архива, я случайно наткнулся на тонкую кожаную тетрадь с инициалами «J.C.T.». Строчки, написанные вокалическим почерком, раскрыли судьбу женщины, чьи обман и обаяние переплелись так тесно, что грань между любовью и верноподданничеством растворилась.

Жанна родилась весной 1640 года на границе Бурбоны, в поместье, где прежний герб Лермонтов теснился с эмблемой младшей ветви Тоннерров. Отец-фрондер пропитывал дочку диссидентским духом, мать-диаконисса обучала латынь и искусства благородного обхождения. Уже в десять лет Жанна цитировала Теренция и владела рапирой, ломая клише о хрупкой девичьей натуре.

Дорога к дворцу

Парижская Фронда обрушила дворянское семейство, оставив юную сироту без дохода. Я нашёл прошение, адресованное кардиналу Мазарини, в котором Жанна предлагала собственное остроумие взамен покровительства. Документ снабжён резолюцией «utile» (полезно) — редкое признание талантов женщины в эпоху, где интрига служила валютой крепче дукатов.

Мазарини отправил энергичную новобранку в салон маркизы де Рамбуйе, где рождались союзы сильнее королевских эдиктов. Там Жанна освоила криптографический метод «розенкрейцерский акростих» — зашифрованные послания, спрятанные в первых буквах стихотворных строф. Слушатели верили, что воспринимают амурные вирши, пока тайный смысл скользил к агентам иностранных посольств.

По моим подсчётам, между 1658 и 1662 годами куртизанка-разведчица передала свыше восьмидесяти донесений в Вену и Лондон. Каждое письмо сопровождал аромат ирисов, служивший ольфакторным маркером для курьера-коконтрабандиста. Метод называется «осмикрипсия» — шифрование запахом, восходящее к алхимикам Салерно.

Тайный дипломатический круг

Конфиденциальная переписка ввела Жанну в клуб «Gentilshommes noirs», созданный для балансирования интересов Бурбонов и Габсбургов. Статут клуба, который я расшифровал при помощи диаграммы Плейфера, запрещал денежные расчёты, оплата выражалась в компромате либо плотских услугах. Жанна сделала тело собственным авуаром, обращая ласки в политические дивиденды.

Её главным визави стал граф Честерфилд, англоязычный эпикуреец, метивший в священный союз с Францией против Испании. Их связь напоминала партию в «alquerque», прародителя шашек, где каждая жертва открывает неожиданный прыжок. Жанна дарила информацию порционно, вызывая у партнёра эффект лиминального голода — состояние, при котором объект желает большего, даже не замечая собственного уязвимого положения.

Контрудар пришёл из Мадрида. Двоюродный брат королевы-регентши, дон Бальдассар, отправил в Париж «sicarii de pluma» — убийц-каллиграфов, маскировавших яды под тушь на основе аконита. Один из таких свёртков я обнаружил в музейном сейфе Лувра: чернильница пахнет миндалём, значит присутствует цианид.

Последняя маска

На балу в Тюильри Жанна надела маску Медузы, сплетённую из тончайшей стальной бахромы, пропитанной ладаном. Она знала, что любой необдуманный шаг превратить зрителей в камень фоминых слухов. Ночью из сада исчез кардинал Ретц, позднее стража нашла клочок бархата с вышивкой «JCT». Протокол дознавателей гласит: «таинственная синьора растворилась в вихре дымного благовония».

Последний след приводит меня в Марсель, к реестру имуществ корабля «Belladone». Среди пассажиров числится «Jeanneton Tonnerre, veuve, 32 ans». Судно отплыло к Леванту и пропало в районе мыс Карпас. В морских архивах Константинополя пустует строка о прибытии, словно фигура покинула доску, оставив наблюдателя гадать, чей король пал.

В геральдическом каталоге 1705 года я обнаружил герб с девизом «Sapientia sub rosa». Анализ пергамента подтвердил почерк Жанны, чуть округлый, но по-прежнему стремительный. Следовательно, архитектор собственной легенды пережил бурю и скрыл истинное имя за новым ранговым титулом.

Я рассматриваю ту судьбу как учебник, где объятия служат шпагой, а ложь звучит нежнее лютни. Каждая строка тетради напоминает: любовь и дипломатия никогда не ходят порознь, пока в руках ухоженной женской ладони спрятан кинжал с гербовым клеймом.