Стремление проникнуть в недра планеты рифмуется с древней тягой к небу. Люди возводили башни, бурили скважины, однако ручная кирка редко опускалась ниже ста метров. Рубеж был пересечён в 1957-м, когда алтаец Пётр Арапов задумал доказать, что человеческое тело соперничает с подземным буром. Его идея казалась безумной, но на окраине шахтёрского города Козьмодемьянска ему выделили заброшенный […]
Стремление проникнуть в недра планеты рифмуется с древней тягой к небу. Люди возводили башни, бурили скважины, однако ручная кирка редко опускалась ниже ста метров. Рубеж был пересечён в 1957-м, когда алтаец Пётр Арапов задумал доказать, что человеческое тело соперничает с подземным буром. Его идея казалась безумной, но на окраине шахтёрского города Козьмодемьянска ему выделили заброшенный участок. На календаре стоял июнь, а перед энтузиастом лежал пласт суглинка толщиной с роман Льва Толстого.
Дофаминовый азарт эпохи покорения космоса придал его проекту мифический ореол, соседские ребятишки сравнивали копателя с Икаром, устремлённым вниз головой. Я изучил районные газеты и нашёл детали, потерянные в национальном архи культурном шуме: Арапов выписал из Томска гироскопические компасы, чтобы держать вертикаль, а для отвода грунтовых вод смонтировал деревянные кюветы, смазанные дегтем. Шесть лет он углублялся, каждый вечер поднимая вёдра, вскоре заменённые вибролентой и ковшом с противовесом.
Истоки рекорда
Моё досье на Петра Арапова показывает редкую смесь фанатизма и методичности. Уроженец старообрядческого села, он рос без электричества, воспитал способность чувствовать влажность почвы по запаху. Артельный опыт в золотоносных галечниках научил его работать «сухим забоем»: грунт подрезался ножом-тёсаком, после чего лавина выворачивалась лопатой. Восемьдесят процентов времени уходило на укрепление стен: использовалась технология «сухаря» — клинообразные дубовые брусья расклинивались с учётом разбухания волокон, превращаясь в монолит без единого гвоздя.
Геологический разрез участка напоминает капустный пирог: сверху чернозём, далее суглинок, под ним ленточный мергель, затем прослойка диатомита, известна способностью впитывать влагу, словно гигантская губка. Самым сложным оказался слой скарна с гранатовым включением, встреченный на глубине 212 метров, при ударе он пел, как фарфоровая тарелка. По расчётам института «Гипроникель» этот горизонт поднимал температуру воздуха в стволе до 45 °C, создавая риск теплового обморока.
Технологическая смекалка
На стадии скарна мастер применил кригель — ручную лебёдку с червячной передачей, изначально предназначенную для подъёма колоколов. С глубины 250 м поднимались клубы породы весом 350 кг. Для вентиляции использовался анемостат с мехами из телячьей кожи, такая конструкция знала римские галереи, поэтому её срок службы не вызывал сомнений. Кислородный дефицит фиксировался простейшим прибором: на площадке вставлялась свеча, фитиль которой удлинялся на каждый метр спуска, если пламя голубело, копка прекращалась. К 1966-му отметка 300 м стала реальностью, а самодельный репер подтвердил отклонение от вертикали всего на 14 сантиметров.
За каждым шагом шёл риск газового прорыва. Слой сероводорода на 318 м пах яйцом аду, оставляя на инструментах чёрный налёт. Чтобы обезвредить миазмы, Арапов сжигал брикеты из полидекстрита и селитры: при тлении они образовывали безопасный азот. Традиционные укрепы переставали помогать, поэтому появилась лиственничная «сорочка» — труба, собранная методом стусовки, вобравшая в себя архаичную мысль о деревянном палисаде. Потрескавшиеся ладони мазались бальзамом из барсучьего жира и прополиса, что снижало микротравмы, подтверждено санэпидемстанцией.
Научный резонанс
Информация о 352-метровой отметке вышла за пределы области благодаря доктору географии Гамбурцева, приехавшему за образцами скарна. Анализ показал аномальную концентрацию форстерита, благодаря чему Уральский институт минералогии пересмотрел карту тектоногенеза района. Международная федерация нетрадиционных рекордов прислала инспектора-геодезиста Эпоха Вагнера, тот ожидал любительскую шахтку, но увидел строгую цилиндрическую колонну толщиной ладонь. Вагнер охарактеризовал произведение как «парадоксальный обелиск, растущий вниз».
Пётр Арапов завершил работу на глубине 361 м: дальше начинался водоносный бастион, угрожавший затоплением. Ствол замуровали базальтовой пробкой, горловину накрыла литая плита с надписью, выполненной курсивом пермских литейщиков: «Жаждущий земли погрузился сюда». Рекорд живёт шесть десятилетий, оставаясь монументом упорству. Я часто привожу студентам фотографию той плиты: она напоминает, что наука вырастает не из слепой смелости, а из кропотливого обращения с каждой песчинкой.