Начальный период XX столетия дал право-консервативному спектру свежий импульс. Имперские кризисы, ускоренная индустриализация, экспансия социал-демократических акторов подтолкнули традиционалистов к институционализации. В 1905 г. российские «Союз русского народа» и «Русское собрание» сформулировали программу трон-православие-народность, опираясь на черносотенное движение. Во Франции из кружка «Action française» вышел сплав монархизма, католической интегральности и антикосмополитической полемики. Британские тори перезапустили организационный аппарат через «Conservative Central Office» и газетную сеть лорда Нортклиффа.

Истоки движений

Интеллектуальную подкладку формировали Жорж Сорель, Шарль Моррас, граф Трубецкой, позднее Вильгельм Шпис-Гинкель. Сорелевский «ревизионизм насилия» привёл к парадоксальному сближению синдикалистов с националистами. Моррас сконструировал концепт «intégralisme» — клерикально-монархическое средство обуздания парламентаризма. Русские черносотенные идеологи ввели термин «самодержавно-соборный строй», акцентировав литургическую связь между престолом и земством. Немецкий профессор Карл Шмитт развил понятийный аппарат friend-enemy, вскормленный опытом Веймарской бури.

Идеология и программы

Идеологический профиль ранних правых движений включал пять узлов. Во-первых, монархический или президентско-плебисцитарный принцип суверенитета, противопоставленный либеральному разделению властей. Во-вторых, этноцентричный органицизм, описывавший нацию как «историческое тело», а индивида — лишь клетку. Далее солидаризм (учение Леру о солидарности, переформатироватьнное Леоном Буржуа), заменявший классовую борьбу корпоративной иерархией. Четвёртый пункт — милитаристский культ, обосновывавший мобилизацию через «jus belli» Де Местра. Наконец, протекция протоним (редкий термин для «защита имён»): защита символов, канонических языковых форм, геральдики.

Партийные программы почти всегда обещали аграрные субвенции дворянам-ленникам, борьбу с узурией, ликвидацию женского избирательного статуса. При таком подходе церковная автономия уважалась, но подчинялась государственному арбитражу через синодальные департаменты. Экономический раздел нередко содержал пункт о «национализации ренты» по образцу британского мыслителя Генри Джорджа, но без социалистических выводов.

Влияние и наследие

Электоральный вес изучаемых партий варьировал. Немецкая НННП набрала на выборах 1920 г. 15,1 %, French Action française удерживала около 20 000 подписчиков «L’Action» и доминировала на студенческих чашках латинского квартала. Российские черносотенцы завели в первой Государственной думе 63 депутатских мандата, после чего использовали уличную мобилизацию — «ходы» со штандартами и литиёй. Итальянская Националистическая ассоциация образовала коалицию с либералами Соннино и заложила фундамент для движения Муссолини. Германский блок Куно — Шобер-Папен в 1923 г. послужил лабораторией для будущей DNVP Гюгена.

Влияние ощущалось шире непосредственного электората. Право-корпоративные комитеты проникли в журналистику, университеты, офицерские клубы. Методы, заимствованные у католических лиг XIX в., обновили репертуар политического насилия: «action directe», кража урн, «coup de force». Лексика интегрализма питала публицистику испанского фалангирующего сектора, сюда перекочевали принципы «unidad de destino» и «jerarquía». На востоке Европы идеи корпоративного парламента подхватили легионисты Румынской гвардии и польская Национально-радикальная фаланга.

Рубеж тридцатых годов обозначил разветвление путей. Одна часть правых партий ушла в тоталитарный сектор, другая осталась в конституционном формате. При пёстром многообразии опыта общий знаменатель — антипросвещенческий пафос, этнополитический протекционизм, утопическое ожидание реставрации сакрального центра. Исследование правого дискурса начала XX века показывает самостоятельную интеллектуальную традицию, а не просто реактивную волну.