При работе с дореволюционной прессой я заметил, как правый спектр оформился задолго до Первой мировой. Консервативные кружки парламентариев, монархические союзы студентов, клубы отставных генералов сходились на вере в преемственность, сильное государство, органическое единство сословий. В манифестах мелькали образы крепости-монолита, «вериг» (цепей, символа самоограничения ради высшей цели) и «кормилицы-монархии».

Учреждение движений

Партии формировались вокруг газетных редакций и салонов. Вильгельм Мар — публикатор термина «антисемитизм» — поднял волну митингов в Гамбурге, граф Полонский в Варшаве собирал земельных патронов, в Париже маркиз де Мор открыл «Лигу патриотов». Я держал в руках их уставы: сухие формулировки сменялись витиеватыми присягами. Финансирование шло из герметичных «касов взаимности» — предтеч корпоративистских касс. На съездах использовалось латинское приветствие «Salve patria», подчёркивавшее древнеримский культ предков.

Российскую сцену наполнили Союз русского народа, «Двуглавый орёл», чуть позднее — Всероссийский национальный союз. Штандарт с архангелом Михаилом круглый год развевался над домом Пуришкевича на Гороховой улице. Я нашёл в полицейских донесениях рассказ об обряде «черносотенного крещения»: новобранец прикасался к иконе Николая Чудотворца и сабле донского казака.

Доктрины и лозунги

Ядро идеологии — отрицание охлократии. Лидеры апеллировали к «естественной иерархии», цитировали Сен-Симона и Мюллер-ван-ден-Брука, но отсекали социалистические элементы. Немецкие пангерманисты ввели понятие Volkstum — духовно-культурный код, передающийся по крови. Французские «аксьонеры» противопоставляли République unitaire «органической монархии», опираясь на учение о синархии (правление согласованных корпораций).

Речи Пуришкевича изобиловали гиперболами: «Государь — стяг, сословия — шевроны на нём». Сравнение поражало слушателей, укореняя образ симфонии власти. Члены движений любили латинские девизы: «Lex faciendi custodia» (хранение закона через творение). В брошюрах встречалось слово «мессианократия» — вера в спасительную миссию собственного народа.

Влияние простиралось за пределы парламентов. Рабочие дружины «Оранжевой гвардии» охраняли фабрики от стачечных комитетов, кадеты-оптиматы обучались фехтованию по мануалу Виньяля, подписанному министерством обороны Франции. Под Тернополем монархисты запустили сеть канатных хоров, взяв музыку у Глинки, слова у катехизиса Успенского. Развёртывание культурных проектов служило мягкой мобилизации.

Отголоски в XXI

После двух мировых войн правый дискурс перестроился, однако символы начала столетия то и дело всплывают. В парламентских речах Австрии звучит призыв к Ständestaat — сословному государству. В варшавском университете действует семинар по наследию Романа Дмовского, я читал там лекцию о взаимосвязи с католическим персонализмом. Молодёжные секции оперируют термином «постлиберальный поворот», фактически повторяя тезисы довоенных «филёнов» (итальянских правых интеллектуалов).

Архивные протоколы, над которыми я работаю, дают возможность проследить прямую линию: корпоративизм — авторитарная модернизация — популистская риторика XXI столетия. Редкие термины, забытые в межводномуенных подвалах, вновь входят в политический обиход. Читатель, развернув хронику, увидит, как ранние партии, подобно подземным корням каштана, продолжают питать кроны нынешних движений — невидимо, но настойчиво.