Когда я держу в ладонях обожжённую глиняную дощечку шумерских строителей, словно ощущаю сквозняк четырёхтысячелетней давности. Шумер не знал стёкла, в проёмах стояли решётки из обожжённых глиняных прутьев, обмазанных гудроном. Проницаемость для света была минимальна, зато жар нагревал помещение умеренно, а пыль скотоводческих окраин оставалась наружу. Такой проём называли «ittu», перевод — «просвет дома».

Стекло встречает свет

Первая шлифованная пластина песочно-зелёного стекла, найденная мною в Александрии, отразила полуденный луч, словно призывая к перемене бытовых привычек. Римляне подхватили идею: в Помпеях обнаружены фрамуги, где стекло закреплялось свинцовым путем. Тоньше, чем щит седого легионера, такая пластина весила совсем немного, но стоила десятую часть дома. В элитных виллах оконный проём носил имя «fenestra splendens» — мерцающее отверстие.

Средневековые розы

Готические соборы подарили миру окно-роза. Я поднимался на леса Нотр-Дама и видел, как мастера вкладывают в свинцовую арматуру крошечные клёцки цветного стекла, называемого «кроцидол» (от греч. «крошить»). При солнечном касании святая геометрия витража превращалась в калейдоскоп, наполняя нефы богословской радугой. Благодаря монастырским записям XI века известно имя зодчего, введшего слово «окно» в восточнославянскую речь — Пётр Суздальский, адаптировавший скандинавское «vindauga» — «глаз ветра».

Индустриальная прозрачность

Когда я листал бухгалтерские книги мануфактуры Пилкингтона, по страницам звучали ритмы паровых молотов. Метод флоат, запатентованный в 1959-м, создавал ленту стекла с зеркальной гладьюдью. С этого момента стена перестала побеждать проём, напротив, проём поглотил стену. Архитекторы обрели свободу масштабов, но уязвимость повысилась. Поэтому вскоре появились триплекс и закалка. Триплекс – сэндвич из листов, склеенных поливинилбутиральной плёнкой, удерживает осколки, сохраняя хрупкий световой барьер в целости.

Во время недавней командировки в Лабораторию динамических структур Цюриха я испытал хромогеновое стекло. Кристаллическая решётка реагирует на электрический импульс, меняя коэффициент пропускания лучей. По сути окно обрело способность к хамелеоновой адаптации. Греческий термин «диафан» обозначал предмет, пропускающий свет, нынешний диафан размышляет о световом комфорте вместо жильца.

Наблюдая эволюцию окон, я вижу в них свидетелей договорённости человека и атмосферы: прозрачный договор подкреплён огнём печей, химией кварца и смелостью проектировщиков. Линия окна движется сквозь эпохи, словно меридиан света, соединяющий глину, свинец, кремний и будущее, где граница между улицей и комнатой растворится окончательно.