Я привык открывать архивные коробки, будто жестяные лючки бронекорпуса: сперва ржавый замок, затем сухой запах времени. На дне – чертёж «Танка-малютки» с припиской карандашом: «Борец за свободу – тов. Ленин». Так родилось официальное имя машины, которую конструкторы шифровали индексом Т-М.

Фабрика и чертежи

Весна 1920 года. В Комиссариате по военным делам решают клонировать трофейный FT-17. На столе у инженера Иванова – инженерно-раскройная карта «системы Рено», перелицованная по метрическим стандартам. Сормовские металлурги применяют азотно-цементационную наплавку – тогдашний способ придать 8-миллиметровой броне «стеклянную» твёрдость без утолщения листа. Сердце танка – 35-сильный «Рено-Бразье», переименованный в ПМС-35, что переводили как «пилотный мотор специальный». Диковинный термин «элладика» (греч. λάδι – масло) в заводской ведомости указывал на редкое в стране моторное масло из Афин, закупленное через Наркомвнешторг.

Сборочный цех № 4, где прежде клепали речные пароходы, переквалифицировали в «железный кимоно»: бронелисты гнули на обводах деревянных шаблонов – штампового пресса в Сормове не нашлось. Рёбра днища сваривали электродами «Феррохром-2», оставляя характерный чешуйчатый шов, за который позже цеплялись осадки грязи.

Испытания на Ходынке

17 августа 1920 года первый Т-М выкатывается на железнодорожную платформу. Поезд «Красный экспресс» доставляет его в Москву. На Ходынском поле, где торчат прожорливые рытвины бывших окопов, танк проходит 42-километровый марш-бросок. Ахиллесовой пятой оказывается коническая ведущая шестерня: зубья из литой стали «Сормалой» не выдерживают крутящего момента. Инженер Фельдман вводит «норму развёртки» – сменную бронзовую втулку-амортизатор, известную тогда под малопонятным термином «панцирный буфер».

Боевой дебют

К середине октября рота из двенадцати машин покидает Нижегородский эллинг. В эшелон грузят деревянные ящики со снарядами «Тяжёлого патрона обр. 1911» для 37-мм пушки Гочкиса, в народе – «трёхлинейка Вильбури», по фамилии иностранного дилера. Маршрут ведёт к Перекопу. 7 ноября, в день третьей годовщины Октября, Т-М идёт в атаку на позицию «Чёртова мельница». Песчаная целина забивает радиатор, температура поднимается до 105 °C, антифриз «глауберова смесь» кипит, но механик-водитель Бабанов не глушит двигатель, пользуясь «мюратором» – рычажным приводом ручной продувки. В рапорте командования отмечен единственный безвозвратный танк – снаряд «Шкода» расколол правый борт, но экипаж выжил.

Дальнейшая судьба

К 1923 году из пятнадцати построенных машин на ходу — восемь. Остальные разобраны на агрегаты, послужившие «генетическим сырцом» для проекта МС-1. В Государственном военном музее до сих пор хранится уцелевший шильдик: «Сормово № 8, лозунг: БОРЕЦ ЗА СВОБОДУ». Словесный плакат на броне звучал чуть патетично, зато подчёркивал идеологическую скрепу техники: каждый стальной заклёп – будто точка в агитационном тексте первых пятилеток.

Глядя на пожухлые фото, я мысленно слышу звон кузнечного молотка, звуки духового оркестра при сдаче очередной единицы и шёпот инженеров, спорящих о рикошетных углах. Т-М не дожил до эпохи свинцовых лавин 1941 года, но именно он положил в грунт советской индустри первые гусеничные следы.