Я впервые столкнулся с загадочной должностью «конный библиотекарь» в отчётном журнале земского собрания за 1896 год. Сухой канцелярский стиль скрыл живую драму: одиночный всадник, груз книг, не бесконечные вёрсты пыльных просёлков и благодарные крестьянские избы. Исследование превратилось в многолетний архивный квест, итогом которого делюсь сейчас.

Рождение идеи

К концу Великой реформы просвещения крестьянские читальни при земских школах оказались разбросанными пятнами на огромной карте уездов. Между ними зияли километры, которые учитель пешком преодолевал лишь по праздникам. Земские гласные придумали отправлять книги к читателю, вооружив ездоков почтовыми тройками, а позднее одиночной казачьей лошадью, способной кормиться на подножном корме. Так зародилась подвижная библиотека.

Логистика и быт

Архивный листок с пометкой «Инструкция домузычной конницы» описывает снаряжение: суконный саквояж на двести томиков, двусторонний каталог, керосиновая лампа, бастионка — шлем из плотной шерсти, спасавший от степного ветра. Книжный обоз выезжал на рубеже рассвета, делал привал после тридцати вёрст и завершал маршрут лишь к закату. Своего коня всадник называл «тезавр», подчёркивая, что лошадь хранит сокровища мысли. Вдоль пути его ожидали ямские станции, где меняли подковы и пополняли фонарь. За вечер библиотекарь читал вслух деревенским подросткам, собирал устные просьбы, подписывал квитанции твердокаменным карандашом «копировальным», покрытым воском с ангалином — красителем из кошенили. Скромное жалованье — девять рублей в месяц — компенсировалось уважением жителей и правом выбирать редкие издания для личной коллекции.

Наследие и забытье

Двадцатые годы привнесли автомобили и библиотечный вагон «Пульман-читальня», отчего конные рейды сократились. Последний договор о техническом содержании лошадей подписан в Уфимском округе в 1933-м. После войны термин ушёл в архивный подкорок, но фольклор сохранил образ седого ездока со стопкой Писем Чехова, плотным ароматом смолёной сбруи и дальним паровым гудком на горизонте. В количественном выражении подвижная сеть охватывала семьдесят восемь маршрутов, преодолевавших суммарно свыше двадцати тысяч верст ежегодно, цифры сопоставимы с почтовой службой эпохи Николая I.

Моя картотека насчитывает триста двадцать два фамильных листа конных библиотекарей. В каждом досье оттиск личности и эпохи: шафрановый корешок книги, строки благодарности, пролетариатские штемпеля. Нить памяти хрупка, однако звук копыт и шелест страниц продолжает стучать в архивных стенах, словно напоминание, что подлинная культура движется быстроходнее механики.