Я анализирую чужие преступления, будто лабораторные препараты: разложить, промаркировать, спрятать под стекло. На столе лежит досье Грэма Янга, небрежно названного британской прессой Teacup Poisoner, хотя чай лишь удобная приманка.

Детство и одержимость

Грэм Фредерик Янг родился в сентябре 1947 года в лондонском пригороде Нортолт. Мать умерла от туберкулёза, отец увёл мальчика к тёте. Потеря раннего объекта привязанности породила у ребёнка пустотную тоску.

В одиннадцать лет ядом заполнены страницы его дневников: громкие имена Матье Орфила и Роджера Смита соседствуют с рисунками черепов, формул сурьмы и таллия. В психологии подобный интерес определяют термином «танталическая токсикофилия» — восторг перед скрытым потенциалом вещества.

Химия смерти

Антимониат калия, хлористый таллий, белладонна — подросток выписывал реагенты по почте, используя поддельные подписки на химические журналы. Дом превращён в импровизированный алькемический реторт.

Первый опыт поражает кота соседки, затем одноклассников. Лёгкое металлическое послевкусие смеси вызывает рвоту, боль в суставах, фотодерматоз. Улыбка Янга во время приступов одноклассников кажется гравюрой Макбета, наблюдающего туман Дансиная.

Март 1962-го. Чашки, приготовленные для сводной сестры Винни, содержат сурьму. Девушка почти потеряла зрение. Отец, наконец, связал дневниковые записи с недомоганиями семьи. Полиция нашла целую коллекцию ампул, колб и микроскопических мерных ложек — «снифферайтов».

Суд признал подростка невменяемым и отправил в клинику строго режима Броудмур. Там он штудировал фармакологию под надзором психиатратров, цитируя Парацельса: «Всякое вещество — яд либо лекарство, доза решает».

Летопись учреждения хранит зловещую помету: двое пациентов умерли от неизвестного желудочного расстройства вскоре после бесед с Янгом. Улик недостаточно, но администрация усилила контроль. Врачебная комиссия решила, что агрессия угасла, и летом 1971 года заключённый вышел на свободу в возрасте двадцати трёх лет.

Последняя чашка чая

Янг устроился на завод John Headland Laboratories в Хемеле. Производство оптического оборудования помогало легко добывать таллий. Коллеги оказались новыми подопытными. Тошнота, алопеция, парестезии прокатились по цехам, словно медный ветер.

В ноябре погиб 60-летний Фредди Поттс. Патологоанатом диагностировал редкое заболевание костного мозга. Через месяц скончался Боб Ивз, затем оптик Дэйв Хьюз. Врачи терялись: симптомы не укладывались в привычные нозологические ячейки.

Я заметил примету, знакомую по архивам викторианской Англии: жертвы опаздывали по утрам из-за судорог, но пили чай из одной и той же кружки Young. На собрании фабричного профкома бухгалтер Мэтьюс высказал гипотезу отравления. Полиция проверила личный шкаф Грэма, где обнаружила талловую соль, графики доз и цитаты о Марте Харви — отравительнице XIX века.

Суд в Сент-Олбансе шёл восемь дней. Присяжные услышали доклад токсиколога Фрэнка Уайта: медленно звучащие цифры ppm прорезали зал, словно метроном судьбы. Вердикт — пожизненное заключение с минимальным сроком пятнадцать лет.

Британский Home Office пересмотрел правила продажи талия, включив его в список ядов, контролируемых двойной подписью и фармакопеиным регистром. Журнал Nature назвал дело Янга катализатором ужесточения токсикологических стандартов.

В 1990 году, во время утреннего обхода, охранник нашёл Грэма без сознания в камере Уормвуд-Скрабс. Инфаркт миокарда прервал жизнь, которая смотрела на окружающих как на ходячие лабораторные колбы.

Я держу в руках копию его тетради: ровный почерк, колонка формул, последний абзац latin: “venenum dulci miscetur ostro” — «яд замешан в сладком пурпуре». Фраза звучит как эпитафия нерастраченной интеллектуальной силы, направленной в сторону тьмы.

История Грэма Янга демонстрирует, насколько тонка граница между увлечением наукой и мизантропической практикой. Природная любознательность, утратив моральный лимит, превращается в аутодафе разума. Человеческий фактор важнее химической формулы.