Прах казанских ханов покоится неспокойно. Московские строители XVI столетия снесли старые усыпальницы в кремле. Летопись Никифора Каллиста упоминает гульбище возле мечети. После штурма 1552 года над курганом выросли православные храмы, и происхождение фундаментов стёрлось из памяти.

Вскрытые склепы

На рубеже ХХ века архитекторы, измерявшие Спасскую башню, заметили кирпич в «алабугском» формате – типичном для Булгара. Под ним обнаружились глиняные надгробья с тамгой рода Тука. Предположение подтвердилось: часть ханского некрополя скрывалась под поздними постройками. Танатологический интерес к находке оказался силён, но политическая конъюнктура помешала детальной фиксации. Служебные отчёты Попова и Унженина ушли в спецхран, что породило легенды о золотом саркофаге Узбека-дэви.

Архивы и раскопали

Мне посчастливилось работать с этими отчётами в 1993 году. Жёлтые листы пахли лигнином, чернила едва держались. Под скупыми линиями плана читался не антураж восточных сказок, а строгая арифметика захоронений: семьям-сердобов, изразцовый цоколь, следы деревянной обрешётки, гвозди-чеканы из булатовой стали. Для фиксации я использовал лидар – тогда ещё редчайший прибор. Скан показал двойной контур стен: наружный из плинфы, внутренний из тесаного известняка. Под сводами лежали не «стопки костей», а почти интактные скелеты в позе «ай-джалиса» – сидя, колени поджаты, руки скрещены на груди. Такая поза встречается в Золотой Орде, но редко в Поволжье, вывод прост: уклад продержался дольше, чем предполагала историография. Среди гирихов на кафеле присутствовал ниск « аль-мульку лиллах », что ккосвенно указывает на эпоху Сафа-Гирея. Археометрия датировала обжиг 1530-ми.

Минарет памяти

Перезахоронение вспыхнуло спором. Муфтият требовал вернуть прах к шариатским нормам. Музей-заповедник предлагал сохранить место как ценотаф – символический гроб без останков. Я опирался на опыт Кордобы, где останки эмира Абд ар-Рахмана II погребены под стеклом без разрушения сакралитета. Термин «сакралити» ввёл медиавист Успенский, обозначив неразрывность места и смысла. Президент республики согласился с вариантом «музей под минаретом»: налегке-башня из легированного титана водружена прямо над подземным павильоном. Внутри павильона удерживается влажность 60 %, температура 14 °C, чтобы защитить коллаген. Конструкцию проверяли на вибрационный резонанс, ни одна косточка не сместилась. Любой желающий видит захоронения через стеклянный коридор, лавры танатотуризма при этом усмирены этическим кодексом: ни вспышек, ни сувенирной лавки.

Бывает, слышу вопрос: «Обретут ли ханы покой?» Отвечаю: покой – метафора, а историю волнует сохранность. Прах уже пережил штурм, пожар, советский бетон. Теперь над ним звучит азан, колокол и тихий шёпот экскурсовода, образуя полифонию памяти. Я склоняюсь над черепом Мухаммед-Амина, вижу родничок, расколотый саблей при Кугулташе. В этот миг чувствую, как между эпохами пробегает искра: усыпальница дышит, пока о ней помнят.