Я, исследователь военных операций Балтийского фронта, изучил документы Центрального архива МО, дневники участников, донесения немецких соединений по линии XXXVIII армейского корпуса. Пятого октября сорок первого под Ленинградом произошёл эпизод, который позднее военные историки назвали Петергофским десантом. Операция задумывалась командованием Балтийского флота как стремительный укол в фланг группы «Nord», целях — сбить темп наступления противника, освободить […]
Я, исследователь военных операций Балтийского фронта, изучил документы Центрального архива МО, дневники участников, донесения немецких соединений по линии XXXVIII армейского корпуса. Пятого октября сорок первого под Ленинградом произошёл эпизод, который позднее военные историки назвали Петергофским десантом. Операция задумывалась командованием Балтийского флота как стремительный укол в фланг группы «Nord», целях — сбить темп наступления противника, освободить часть побережья и удержать плацдарм для последующих действий.

Предыстория операции
К началу октября оборона Лужского рубежа просела, враг проломил широкую дугу от Красногвардейска до Ораниенбаума. Кронштадтский рейд обстреливался тяжёлыми батареями «Берег» и «Фелькензее». Прибрежные поселки пылали, артиллерийская контрбатарейная борьба шла сутками. Командующий флотом адмирал Трибуц предложил использовать остатки 4-й бригады морской пехоты, дивизионы сторожевых катеров, две канонерки и бронекатера, чтобы выбросить тактический десант между Старым Петергофом и посёлком Михайловка.
Подготовка велась в условиях перманентной радиопротребности: эфир забит отчётами служб связи, поэтому согласование времени высадки оформляли прапорщики старым способом — семафорными флагами прямо в открытом рейде. Жаргон артиллеристов тех дней — «штакель» (крепёж крышек погребов), «шнуровщина» (производственная дисциплина при подготовке заряда) — ожил в донесениях, отражая нервное напряжение.
День боя
Сумеречный Балтийский штиль внезапно сменился порывами восточного ветра, катера захлёстывало через форштевень. В 3:40 катер № 203 поравнялся с причалом Лохина канавы и дал очередью из «катюши» сигнал к наступлению. Курсантский взвод под командованием младшего лейтенанта Шуракова сходу занял первую линию домов вдоль шоссе. В световом круге ракет вспыхнули оранжевые пятна фугасов, пахнуло селитрой и мокрой глиной.
Немецкая 58-я пехотная дивизия ответила огнём 105-миллиметровых гаубиц. Приборы звукопеленгации флота отметили сорок два разрыва за первые десять минут, средняя точка падения легла в пятидесяти метрах от линии прибоя. Для людей, шедших в мокрой шинели, каждое мгновение напоминало ходьбу по струне, натянутой над бездной.
К полудню гарнизон Сергиевского дворца отчаянно сопротивлялся, но был отсечён от основных сил. Я держу в руках рапорт капитана Фомина: «Боеприпас кончается, прошу огонь кораблей прямо по нам». Фраза стала воплощением готовности к самопожертвованию — «редут отчаяния», как именуют подобные узлы сопротивления теоретики оперативного искусства.
Цена и последствия
К восемнадцати часам командование дало приказ на ретираду. На катера погрузилось сто семьдесят семь бойцов из почти семисот, высадившихся утром. Формулировка «успешная диверсионная операция» появилась в вечерней сводке, но сухой арифметике потерь сопутствовала трагедия личных судеб. В академической литературе употребляется термин «ценностное балансирование»: временная тактическая выгода взвешивается против утраты обученного личного состава.
Набранные мной данные показывают, что артиллерийский огонь кораблей заставил немецкие колонны остановить перемещение резервов на тридцать два часа — ровно столько получила восьмая армия для перегруппировки под Красным Селом. В стратегической перспективе Петергофский десант не изменил траекторию блокады, но стал наглядным примером фанатичной стойкости морской пехоты и эффективности короткого удара по нервам противника.
В воспоминаниях радиста Карпенко мелькает образ белых чайки над дымящимся заливом. Птицы кружили поверх траекторий снарядов, словно древнегреческие хариты, сопровождавшие души погибших. Символический штрих завершает картину: хрупкая природная красота на фоне механизированного урагана стали и огня.
Когда рассматриваю картограммы плотности огня, чувствую едва различимый запах солёных брызг и мазута, будто пространство архива заражено флюидами далёкого боя. Петергофский десант напоминает маяк — не громоздкое сооружение, а отдельная вспышка света, помогающая представить масштаб жертв, принесённых ради обороны города, который так и не склонил знамена.
